- Косоглазие можно исправить, - заметил я.
- Сначала кто-то должен взять на себя заботу о них, а уж потом заниматься косоглазием.
Мы выпили вина, пусть не такого как у Джилли, но лучшего среди имеющихся.
- Понимаешь ли ты, - спросила Джилли, - что семья из десяти человек могла бы прожить неделю на те деньги, которые ты потратил на этот обед?
- А может быть, у официанта как раз такая семья, - предположил я. - И если бы мы не обедали здесь, как он зарабатывал бы себе на жизнь?
- О… чепуха какая, - отмахнулась Джилли, но исподтишка бросила любопытный взгляд на официанта, когда тот принес ей цыпленка.
Она спросила, как чувствует себя мой отец. Я сказал, что лучше, но это не значит, что хорошо:
- Он обещал составить заявки на скачки, но даже не приступал к ним. Сослался на нехватку времени, а сестра говорит, что он спит большую часть дня. Он пережил сильный шок, и организм еще не пришел в норму.
- И что ты собираешься делать с заявками? Ждать, пока ему станет лучше?
- Не могу. У меня срок до среды.
- И что тогда?
- А ничего. Лошади так и останутся объедать конюшню вместо того, чтобы принимать участие в скачках и зарабатывать на свое содержание. До среды надо заявить участников скачек в Честере и Аскоте и на Большой приз в Ньюмаркете.
- Вот ты и сделаешь, - заявила Джилли, как точку поставила. - А они возьмут да и выиграют.
- Лучше хоть кого-нибудь выставить, чем вовсе никого, - вздохнул я. - И по теории вероятностей кто-то должен стать победителем.
- Ну видишь. И никаких проблем.
Однако оставались еще две проблемы, причем самые тяжелые, как подводные камни. Финансы, с чем я мог бы разобраться, если бы мне развязали руки; и этот Алессандро, с которым я все еще не знал, как поступить.
На следующее утро он прибыл с опозданием. Лошади для первой проездки уже трудились на гаревой дорожке вокруг паддока, а мы с Этти стояли посредине, и она распределяла наездников, когда Алессандро вошел через ворота из манежа. Он дождался, пока между бегущими лошадьми образовался разрыв, пересек дорожку и подошел к нам.
Его великолепие ничуть не потускнело за неделю. Ярко начищенные сапоги сверкали, как зеркало, на светлых перчатках ни единого пятнышка, куртка и бриджи в идеальном порядке. Правда, на голову он надел шерстяную шапочку в бело-синюю полоску с помпоном, как у большинства других ребят, но на Алессандро эта надежная защита от пронизывающего мартовского ветра выглядела несуразно, как цилиндр на бродяге.
Я даже не улыбнулся. Черные глаза смотрели на меня с обычной отчужденностью, черты лица как-то заострились и уже не казались утонченными, а скулы еще резче прорисовались под желтоватой кожей.
- Сколько ты весишь? - спросил я резко.
Он немного замешкался с ответом.
- К началу скачек я буду весить шесть с половиной стоунов. Смогу претендовать на все возможные скидки на вес.
- А сейчас? Сколько ты весишь сейчас?
- На несколько фунтов больше. Но я их сброшу.
Этти вскипела, но удержалась от заявлений типа «никаких скачек, пока ты себя не показал». Она уткнулась в свой список поискать для него лошадь, уже открыла рот, чтобы сказать, но вдруг передумала. А я буквально прочитал в ее мыслях, что заставило ее изменить намерение.
- Садись на Трафика, - сказала она. - Можешь взять Трафика.
Алессандро не шелохнулся.
- Не нужно так, - сказал я Этти. И обернулся к Алессандро. - Ты не обязан садиться на Трафика. Только если ты сам выберешь его.
Он сглотнул. Вздернул подбородок, собрал все мужество и сказал:
- Я выбираю Трафика.
С упрямой складкой у рта, Этти кивком подозвала Энди, который уже сидел на Трафике, и велела ему поменять лошадь.
- Рад оказать услугу, - с чувством сказал Энди и подсадил Алессандро на спину Трафика. Трафик для начала слегка побрыкался, проверяя седока, обнаружил, что у него теперь менее жесткий наездник, и зарысил боком через падок.
Алессандро не свалился, но это и все, что можно сказать. Ему не хватало опыта, чтобы заставить повиноваться норовистого жеребчика. Ничего, поучится, и дело пойдет. Но вообще-то он справился с суровым испытанием намного успешнее, чем я ожидал.
Этти, неприязненно наблюдая за ним, велела остальным освободить пространство.
- С этого поганца надо сбить спесь, - объяснила она, хотя и без слов было понятно.
- Он не так уж плохо держится, - заметил я.
- Х-ха! - презрения в ее голосе хватило бы на десятитонный грузовик. - Да он же рвет ему рот мундштуком. Энди никогда так не сделал бы.
- Лучше не брать его на Пустошь, - сказал я.
- Его надо проучить, - упорствовала Этти.
- Можно зарезать курочку, но кто тогда будет нести нам золотые яйца?
Она с упреком посмотрела на меня:
- Конюшня не нуждается в таких деньгах.
- Конюшня нуждается в любых деньгах, какие только сможет добыть.
Но Этти недоверчиво покачала головой. Когда она только пришла в Роули-Лодж, это заведение считалось одним из лучших в Ньюмаркете, и никто не смог бы убедить ее, что неизменный успех довел конюшню до критического состояния.
Я кивнул Алессандро, и он подъехал поближе, насколько мог заставить жеребца.
- Не стоит ехать на нем на Пустошь, - сказал я.
Трафик резко крутанулся на месте, Алессандро крикнул нам через плечо:
- Я поеду на нем. Я сам выбрал!
Этти определила его четвертым в цепочке, а всем остальным велела уступать ему дорогу. Сама она села на Индиго, а я на Клауда Куку-ленда, и Джордж открыл нам ворота. Мы повернули направо, в сторону Уоррен-Хилл, где был участок, предназначенный для проездок кентером, и добрались благополучно, если не считать того, что Трафик чуть не сбил с ног неосторожного «жучка»-осведомителя на Мултон-роуд. Тот отскочил в сторону с криком: «Чертов Трафик!» В Ньюмаркете осведомители узнавали по экстерьеру каждую лошадь на тренировках. Потрясающий глаз, если учесть, что на тренировки выезжает около двух тысяч, причем среди них сотни двухлеток, которые, набираясь опыта, меняются каждый месяц. Осведомители изучали лошадей, как директора школ - новых учеников, и редко ошибались. Обнадеживало лишь то, что этот «жучок» был поглощен мыслью о собственном спасении и не обратил внимания, кто наездник.