Этти махнула рукой охраннику, сидевшему у окна. Он кивнул, вышел в манеж и подержал собаку на коротком поводке. Архангел подошел к двери, когда я открыл верхнюю створку, и высунул нос, вдыхая нежный майский воздух. Я погладил его и потрепал по шее, любуясь блеском его шкуры и думая, что никогда еще не видел его в такой прекрасной форме.
- Завтра, - сказала ему Этти, ее глаза заблестели. - Посмотрим, на что ты способен, мальчик. - И она по-товарищески улыбнулась мне, признав наконец, что я вложил какую-то долю труда в его подготовку.
За последний месяц, когда счет наших побед начал возрастать, тревога и вопросительное выражение исчезли с ее лица, и к ней полностью вернулась уверенность в своих силах, которую я помнил с детства.
- Подумаем, что еще нам удастся сделать с ним, чтобы победить в Дерби.
- Отец вернется к тому времени, - сказал я, намереваясь успокоить ее. Но оживление улетучилось из ее улыбки, и она как-то тускло взглянула на меня.
- Так он вернется, - сказала она. - Знаете… я забыла.
Она отвернулась от денника и вышла в главный манеж. Я поблагодарил громадного охранника, бывшего полицейского, и попросил его, а также его напарника быть особенно бдительными в следующие тридцать четыре часа.
- Как сейф в Английском банке, сэр. Нечего опасаться, сэр. - Он был настроен легко и уверенно, но я подумал: вот оптимист.
Алессандро не появился на тренировке ни утром, ни после завтрака. Но когда я неуклюже выбрался из машины, вернувшись со второй проездки, он стоял в ожидании меня у входа в манеж. Я направился к дверям конторы, а он пошел навстречу, преградив путь.
Я остановился и посмотрел на него. Выражение суровое, лицо вытянулось и побледнело от напряжения.
- Извините, - сказал он отрывисто. - Извините. Он рассказал мне, что сделал… Я не хотел этого. Я не просил об этом.
- Хорошо, - произнес я небрежно. И вспомнил, что хожу, склонив голову набок, чтобы не так больно было. Я почувствовал, что самое время выпрямиться. Я выпрямился. .
- Он сказал, что теперь вы согласитесь, чтобы я завтра скакал на Архангеле.
- А как ты думаешь? - спросил я.
На лице его отразилось отчаяние, но он ответил без колебания:
- Я думаю, что вы не позволите.
- Ты значительно повзрослел, - заметил я.
- Я научился у вас… - Он внезапно закрыл рот и затряс головой. - Я хочу сказать… Умоляю вас разрешить мне скакать на Архангеле.
Я мягко ответил:
- Нет.
Алессандро заговорил торопливо:
- Но он сломает вам вторую руку. Он сказал так. А он всегда делает то, что говорит. Он опять сломает вам руку, а я… а я… - Алессандро сглотнул, совладал со своим голосом и сказал более сдержанно: - Я объяснил ему сегодня утром, что вы правы, не позволяя мне скакать на Архангеле. Я сказал ему, что, если он еще раз нанесет вам увечье, вы расскажете обо всем стюардам, и меня лишат лицензии. Я сказал ему, что не хочу, чтобы он делал что-то еще. Я хочу, чтобы он оставил меня здесь, с вами, и позволил мне поступать по-своему.
Я медленно перевел дыхание:
- И что он ответил на это?
У Алессандро был вид одновременно озадаченный и расстроенный.
- Мне кажется, он еще больше разозлился.
Я попытался объяснить:
- Он не так уж и озабочен тем, будешь ли ты скакать на Архангеле на приз в две тысячи гиней. Его занимает только одно: он должен заставить меня разрешить тебе скакать на Архангеле. Он хочет доказать тебе, что может дать тебе все, о чем ты просишь, точно так, как делал всегда.
- Но сейчас я прошу его оставить вас в покое. Оставить меня здесь. А он не слушает.
- Ты просишь его о том единственном, чего он не даст тебе, - сказал я.
- И что же это?
- Свобода.
- Я не понимаю, - сказал Алессандро.
- Твой отец не хочет, чтобы ты был свободен, и поэтому он давал тебе все остальное. Все… чтобы удержать тебя при себе. Он считает, что недавно я предоставил тебе то единственное, в чем он тебе отказывал. Возможность добиться успеха в жизни своими силами. Так что на самом деле он борется со мной не из-за того, кто поскачет завтра на Архангеле, а из-за тебя.
Алессандро все понял правильно. Хотя мои слова явились для него откровением.
- Я скажу ему, чтобы он не боялся потерять меня, - с горячностью выпалил он. - Тогда он не станет больше вредить вам.
- Не делай этого. Его страх потерять тебя - единственное, почему я до сих пор жив.
Он разинул рот. Уставился на меня черными глазами, пешка, затерявшаяся между ладьями.
- Тогда что… что мне делать?
- Сказать ему, что Томми Хойлейк будет завтра скакать на Архангеле.
Его взгляд скользнул с моего лица на бугор, образованный ключичными кольцами, и на руку в повязке под тонким свитером.
- Не могу, - сказал он.
Я слегка улыбнулся:
- Он и сам скоро все выяснит.
Алессандро вздрогнул.
- Вы не понимаете. Я видел… - Его голос замер, и он снова посмотрел на меня, как бы впервые осознав происходящее. - Я видел людей, которых он истязал. После этого я видел страх на их лицах. И позор. А я только думал… какой он умный… знает как заставить людей подчиняться. Я видел, что все вокруг боятся… и считал его необыкновенным человеком… - Он судорожно хватал воздух. - Я не хочу, чтобы он сделал вас похожим на тех, других.
- У него не выйдет, - сказал я с большей уверенностью, чем чувствовал.
- Но он просто не даст Томми скакать на Архангеле, и с этим ничего не поделаешь. Я знаю его. Я знаю, что он не допустит. Он всегда делает то, что говорит. Вы не знаете, каким он может быть… Вы должны поверить мне. Вы должны.
- Сделаю все, что в моих силах, - сухо ответил я, и Алессандро крутанулся на месте в досаде.