Перелом - Страница 45

Алессандро не терпелось побыстрее оказаться на месте, а в целом он вел себя спокойнее, чем я опасался. Но высокомерная посадка головы и сжатые на коленях тонкие пальцы не оставляли сомнений, что настроен он очень решительно.

Я вильнул в сторону, избежав столкновения с бензовозом, водитель которого ехал мне навстречу по правой полосе, как будто он во Франции, и заметил между прочим:

- Ты ведь не станешь отыгрываться на других учениках, если у тебя что-то не получится. Ты должен победить сам, понимаешь, да?

Он чуть ли не обиделся:

- Разумеется.

- Видишь ли, - сказал я без нажима, - привычки всей жизни обостряются помимо твоей воли в моменты стресса.

- Я постараюсь победить, - заверил он.

- Да. Но запомни: если ты победишь, оттолкнув кого-то с дороги, стюарды дисквалифицируют тебя, и ты ничего не получишь.

- Я буду осторожен, - сказал он, вздернув подбородок.

- Это все, что требуется, - подтвердил я. - Щедрость можешь не проявлять.

Он с подозрением посмотрел на меня:

- Я не всегда понимаю, когда вы шутите.

- Да почти всегда, - ответил я.

Мы продолжали ехать на север.

- Твоему отцу никогда не приходило в голову, что куда проще купить тебе потенциального победителя в Дерби, вместо того чтобы силой внедрять тебя в Роули-Лодж? - Я задал вопрос обыденным тоном, когда мы проезжали Уэтерби.

Судя по выражению лица Алессандро, такая возможность не приходила ему в голову.

- Нет, - ответил он. - Я хотел скакать на Архангеле. Фаворите. Я хотел победить в Дерби, а Архангел самый лучший. И на все швейцарские деньги не купишь Архангела.

Так оно и было, потому что жеребец принадлежал заядлому любителю, восьмидесятилетнему банкиру, а он на протяжении всей жизни только об одном и мечтал - победить на больших скачках. Его лошади много лет приходили в Дерби вторыми и третьими, он выигрывал всякие другие скачки, какие только можно найти в календаре скачек, но самый большой пик ему не давался. Архангел был лучшим из всех его лошадей, а время неумолимо бежало вперед.

- Кроме того, - добавил Алессандро, - отец не станет тратить деньги, если то же самое можно получить с помощью угроз.

Как всегда, ссылаясь на modus operandi* своего отца, он считал его поведение вполне естественным и логичным.

* Образ действия (лат.).

- Ты когда-нибудь думаешь объективно о своем отце? - спросил я. - О том, каким способом он добивается своих целей и стоит ли их вообще добиваться?

Алессандро удивился:

- Нет, - неуверенно ответил он.

- А какую школу ты закончил? - спросил я, меняя тактику.

- Я не ходил в школу, - ответил он. - У меня дома были два учителя. Я не хотел ходить в школу. Я не хотел, чтобы мне приказывали или чтобы заставляли работать целый день…

- Так что два твоих учителя целый день били баклуши?

- Били баклуши? Да, наверное, так и было. Англичанин обычно уходил из дому и лазал по горам, а итальянец ухаживал за местными девушками. - В его голосе, однако, не было и намека на юмор. Никогда не было. - Их уволили, когда мне исполнилось пятнадцать лет. Я тогда целыми днями ездил на своих лошадях, и отец сказал, что нет смысла платить двум преподавателям вместо одного скакового тренера…Так что он нанял одного старого француза, бывшего кавалерийского инструктора, и он научил меня ездить верхом. Я часто уезжал к знакомому отца и охотился на его лошади… И тогда же начал понемногу принимать участие в скачках. В четырех или пяти. Не так много скачек для любителей. Мне это понравилось, но я чувствовал себя не так, как здесь… И потом как-то раз дома я сказал, что мне скучно, отец сказал: «Хорошо, Алессандро, скажи, чего ты хочешь», и я просто так сказал, не подумав по-настоящему: «Хочу победить в английском Дерби на Архангеле…» А он только рассмеялся, как он иногда делает, и сказал, что так и будет. - Пауза. - Потом я спросил отца, всерьез ли он обещал мне, потому что, чем больше я думал об этих скачках, тем яснее понимал, что ничего в своей жизни не хотел сильнее. Ничего на свете так не хотел. Отец только повторял: «Все в свое время», но мне не терпелось поехать в Англию и приступить к тренировкам, поэтому, когда он закончил какие-то дела, мы приехали.

В десятый раз он повернулся на сиденье, чтобы посмотреть в заднее стекло. Карло не отставал, преданно следовал позади.

- Завтра мы едем в Ливерпуль, - сказал я, - он может снова нас сопровождать. Кроме Бакрема, на котором завтра скачешь ты, у нас заявлено еще пять лошадей, и я задержусь там на три дня. Я не смогу поехать с тобой в Тиссайд, где у тебя Ланкет.

Алессандро открыл рот, чтобы запротестовать, но я опередил его:

- Вик Янг поедет с Ланкетом. Он позаботится о лошади и решит все организационные вопросы. Это большие скачки, как ты знаешь, и в них будут участвовать очень опытные жокеи. Но ты должен спокойно набирать скорость на этом жеребце, направлять его куда нужно и подсказать ему, где прибавить. И если он победит, ради бога, не хвастайся всем вокруг, какой ты великолепный. Ничто не может повредить жокею больше, чем хвастовство, и чтобы пресса была на твоей стороне, - а ты, конечно, этого жаждешь, - расхваливай лошадь. Если ты начисто лишен скромности, притворись скромным, уверяю тебя, не пожалеешь.

Алессандро воспринимал мои слова с упрямой миной, которая постепенно уступала место раздумьям. Я решил воспользоваться моментом и продолжал выдавать перлы мудрости.

- Не отчаивайся, если в какой-то скачке у тебя ничего не получится. С каждым такое бывает, время от времени. Просто признайся в этом себе. Никогда не морочь себе голову. Не занимайся самоедством… и не задирай нос от похвалы… и научись контролировать свои чувства на ипподроме. Можешь проявлять их сколько угодно на пути домой.