Перелом - Страница 41

В сражении менялись позиции. Я подумал об Энсо и как он печется о своем сыне… и понял наконец, как делать, чтобы он отказался от угроз. Но будущее, скорee всего, принесет больше опасности…

Глава 11

Каждый вечер в течение недели перед Линкольном я проводил не один час, отвечая на телефонные звонки. Владельцы звонили один за другим, и голоса всех без исключения звучали подавленно. После четвертого звонка стало ясно, что говорят они примерно одно и то же: «Нельзя ожидать многого, поскольку ваш отец прикован к постели». Я догадался, с чем это связано: по-видимому, предполагаемый инвалид был чрезвычайно занят восхвалением своих достоинств.

Он обзвонил их всех, принес им извинения за мое существование, сказал, что ничего хорошего их не ждет, и обещал, что все придет в норму, как только он приступит к работе. Он также сообщил совладельцу Пудинга, майору Барнетту, что, по его мнению, лошадь не подготовлена к скачкам. И мне потребовалось не менее получаса и вся моя наработанная годами убедительность, чтобы доказать майору простую вещь: поскольку отец не видел лошади последние шесть недель, он не имеет представления о ее действительной подготовке.

Присмотревшись к активности отца более внимательно, я открыл, что он также писал личные письма Этти, требуя от нее отчетов о тренировках, и приказал ей не говорить об этом мне. Я практически вырвал у нее это драгоценное признание в утро скачек на приз Линкольна, да и то только потому, что рассказал ей, как отец поднял панику среди владельцев утверждением, будто лошади не готовы к сезону. Виноватое выражение лица выдало Этти, но она оправдывалась тем, что ничего подобного в ее отчетах не было, просто мистер Гриффон таким образом их интерпретировал.

Я пошел в контору и спросил Маргарет, не требовал ли от нее мой отец частных отчетов. Может быть, он звонил или писал ей? Она смутилась и сказала, что писал.

Когда я обсуждал в пятницу тактику скачек с Томми Хойлейком, он сказал, чтобы я не волновался, потому что мой отец позвонил ему и дал указания.

- И какие же? - спросил я, боясь не сдержаться.

- Ну-у… просто скакать ровно, без резких бросков, чтобы не загнать лошадь, и постараться не прийти к финишу последним.

- Гм… А если бы он не позвонил тебе, как ты планировал вести скачку? - спросил я.

- Придерживал бы его в хорошем темпе все время. А то, когда он в порядке, то ему нравится заставлять других гнаться за ним. А на двух последних ферлонгах дал бы ему посыл, вышел бы вперед и только молился бы, чтобы он не сбавил темпа.

- Тогда так и веди скачку, - сказал я. - Я поставил на него сто фунтов, а я обычно не делаю ставок.

Томми от изумления открыл рот:

- Но ваш отец…

- Обещай, что будешь скакать так, чтобы победить, - сказал я шутливо, - или я посажу другого жокея.

Он оскорбился. Никто никогда не предлагал заменить Томми Хойлейка. Он неуверенно посмотрел на мое простодушное лицо и пришел к заключению, что я по своей неопытности сам не понимаю, какую громадную допустил ошибку.

Томми пожал плечами:

- Хорошо. Пусть летит, как вихрь. Хотя, что скажет ваш отец…

Мой отец, как выяснилось, говорил не умолкая, сделав не менее шести звонков прессе. Три газеты, вышедшие в утро Линкольна, цитировали его высказывание, что Пудинг не имеет шансов. «Он хочет, чтобы мне пришлось объясняться со стюардами Жокейского клуба, если лошадь пробежит хорошо», - мрачно подумал я.

За все время своей телефонной деятельности отец позвонил мне только раз. Хотя деспотической самоуверенности хозяина, отдающего распоряжения подчиненному, уже не слышалось в его тоне, но говорил он чопорно и недовольно, и я сообразил, что перемирие с распитием шампанского закончилось в тот момент, когда я закрыл за собой дверь его палаты.

Он позвонил в четверг вечером, когда я вернулся из Донкастера, и я рассказал ему, сколько полезных советов я получил от его знакомых.

- Гм, - произнес он, - я позвоню завтра администратору ипподрома и попрошу его присматривать за всем.

- Ты окончательно захватил тележку с телефоном? - спросил я.

- Переносной аппарат? Никогда не удавалось пользоваться им сколько нужно. Все время слишком много желающих позвонить. Нет, нет. Я сказал, что мне нужна частная линия здесь, в этой палате, и после всякой шумихи и отговорок они поставили мне аппарат. Конечно, я настоял, так как должен руководить своим делом.

- И часто ты настаиваешь?

- Конечно, - ответил он без капли юмора, и я знал из долгого опыта, что у больницы было столько же шансов перед его напором, как у яйца под паровым катком.

- Лошади не настолько плохи, как тебе кажется, - сказал я. - На самом деле нет нужды впадать в такой пессимизм.

- Ты ничего не понимаешь в лошадях, - повторил он привычную догму; а на другой день поговорил с прессой.

Майор Барнетт мрачно отвернулся от выводного круга и выразил презрение и жалость по поводу моей крупной ставки.

- Ваш отец посоветовал мне не выбрасывать зря денег, - сказал он. - И я не понимаю, как это я позволил вам убедить меня участвовать.

- Могу взять вас в долю на пятьдесят монет из моей сотни, если хотите, - предложил я из самых благородных побуждений, но он воспринял это как попытку с моей стороны уменьшить свои потери.

- Конечно нет, - ответил он обиженно.

Майор был скромным пожилым человеком, который мгновенно воспламенялся, если считал, что задето его достоинство. «Верный признак вечного неудачника», - безжалостно поставил я диагноз и вспомнил старую присказку, что некоторых владельцев труднее тренировать, чем их лошадей.

Двадцать девять длинноногих рысаков, участвующих в скачках на приз Линкольна, вышагивали по выводному кругу, а их владельцы и тренеры стояли рядом группами, рассматривая их. Сильный холодный северо-западный ветер разогнал облака, и солнце пронзительно сияло с высокого ослепительно голубого неба. Когда жокеи пробрались через толпу и вышли на круг под яркие лучи солнца, цвета их глянцевых камзолов засверкали, как детские игрушки.