Перелом - Страница 33

Рассказ о воздействии промазина вызвал у меня глубоко личные воспоминания.

- Эта штука начинает действовать немедленно? - спросил я.

- Если внутривенно, то да. Но если внутримышечно, то подействует, вероятно, через несколько минут. От десяти до пятнадцати минут на человека; о лошади не берусь судить.

- А можно сделать укол человеку через одежду?

- Конечно. Как я и сказал. В больницах для умалишенных его используют как аварийное средство. Человека в маниакальном состоянии не заставишь сидеть тихо-мирно и закатать рукав.

Глава 9

В течение трех недель жизнь в Роули-Лодж текла приблизительно прежним руслом.

Я внес изменения в отцовские заявки и разослал их, продал шесть половинных долей знакомым, но никому не предлагал Ланкета.

Маргарет перешла на зеленые тени для век, а подружка Сьюзи доложила, что Алессандро звонил в Швейцарию и что он не носит пижаму. И что за все всегда расплачивается шофер, так как у Алессандро нет денег.

По мере приближения сезона скачек Этти нервничала все больше и хмурила брови. Я оставлял на ее усмотрение значительно больше, чем было при отце, она из-за этого дергалась, ничуть не скрывая, что ждет не дождется его возвращения.

Лошади тем временем набирали форму. У нас не было больше неприятностей, за исключением того, что у двухлетней кобылы развилась аритмия. Насколько я мог судить, наблюдая за тренировками других сорока пяти конюшен на Пустоши в Ньюмаркете, лошади Роули-Лодж смотрелись лучше остальных.

Алессандро появлялся каждый день и тренировался, молча выполняя все, что говорила ему Этти, хотя даже спина его выражала протест. Он больше не заявлял, что не примет приказа женщины и, по-моему представлению, осознал, что без Этти побед на горизонте было бы куда меньше. Сама она почти перестала жаловаться на него и могла более объективно оценить результат стараний: после месяца напряженных тренировок он, без сомнения, опередил других учеников.

Он сильно похудел и выглядел плоховато. Сорок один килограмм, до которого он намеревался сбросить вес, - это чистое безумие при росте сто шестьдесят два сантиметра.

Фанатизм Алессандро был опасным фактором. Я-то вообразил, что, создав ему самые суровые условия, на какие у меня хватит смелости, заставлю его отказаться от праздных фантазий и исчезнуть из конюшни; но я сильно заблуждался. Какая там праздная фантазия! Становилось все яснее, что его пожирала страсть, причем настолько жестокая, что он морил себя голодом, подчинялся приказам женщины и проявлял просто чудеса самодисциплины, если учесть, что с этой дотоле невиданной штукой он познакомился впервые в своей жизни.

Вопреки желанию Этти я посадил его однажды утром на Архангела.

- Он не готов к этому, - запротестовала она, когда я сказал, что намерен сделать.

- Никто другой в нашей конюшне не будет так печься об этой лошади, как он, - сказал я.

- Но у него нет опыта.

- Есть, и вы знаете. Архангел более ценная лошадь, но не более трудная для езды, вот и все.

Алессандро воспринял это сообщение не как радость, а как «награда нашла героя» и скорчил довольно презрительную мину. Мы пошли кентером к Уотер-Холл, подальше от внимания публики, и там Архангел проскакал шесть ферлонгов и выглядел после этого так, будто только что вышел из своего денника.

- Он прекрасно держит равновесие, - сказал я Этти. - Все время.

- Да, - ворчливо согласилась она. - Жаль, что он такой противный маленький нахал.

Когда Алессандро возвратился, на его лице было ясно написано: «Я же говорил!» Это выражение сразу пропало, как только я сказал, что завтра он пересядет на Ланкета.

- Почему? - яростно потребовал он ответа. - Я очень хорошо ездил на Архангеле.

- Неплохо, - согласился я. - И ты поедешь на нем снова, через день или два. Но я хочу, чтобы ты был на Ланкете в среду на предварительных испытаниях, так что завтра попривыкнешь к нему. А после испытаний выскажешь мне свое мнение об этой лошади и ее возможностях. И не эти твои короткие издевательские комментарии, я жду продуманных суждений. Для жокея почти так же важно уметь проанализировать способности лошади, как и правильно провести скачки. Тренеры во многом полагаются на то, что говорят им жокеи. Значит, ты расскажешь мне все о Ланкете, а я внимательно выслушаю.

Он уперся в меня долгим сосредоточенным взглядом, но впервые без обычного высокомерия.

- Хорошо, - сказал он, - я сделаю.

Мы провели предварительные скачки в среду днем на специально предназначенном для этого поле за Лаймкил-нзом, подальше от Ньюмаркета. К большому неудовольствию Этти, я выбрал те самые часы, когда по телевизору показывали чемпионат в Челтенхэме, а ей хотелось посмотреть. Но замысел сработал. Мы достигли почти невозможного: провели предварительные скачки по полной программе, не заметив поблизости ни одного наблюдателя, или «жучка».

Помимо тех лошадей, на которых приехали мы с Этти, с нами были еще только четыре: Пудинг, Ланкет, Архангел и самый многообещающий из победителей за прошлый год, четырехлетний жеребец Субито, у него лучшая дистанция - одна миля. Томми Хойлейк приехал из своего дома в Беркшире, чтобы скакать на Пудинге, Энди мы посадили на Архангела, а молчаливого парня по имени Фадди - на гнедого Субито.

- Не загоняйте их, - сказал я перед стартом. - Если почувствуете, что лошадь сбивается, просто скиньте скорость.

Четыре кивка. Четыре беспокойно переступающих с ноги на ногу жеребца, блестящих и энергичных. Мы с Этти отъехали на сотню ярдов, где оканчивалось тренировочное поле, и когда заняли удобную для наблюдения позицию, она взмахнула над головой большим белым платком. Лошади направились к нам, быстро наращивая скорость, а наездники припали к их холкам, опустив головы, укоротив поводья, прижав ноги к двигающимся плечам лошади.